Устроилась очень уютно, как влитая.

Боже, Арина!

— Ари, малышка! — прохрипел Глеб, но там ему никто не ответил.

Да и вообще, на что он рассчитывал?

Когда голова кругом, дыхание через раз, глаза закатились — тут уж не до диалога.

Ой, мамочки мои, катастрофа.

Горячие ладони, сжимающие попу, нежные, но неумолимые губы, выцеловывающие узоры вокруг центра удовольствия, поцелуи и страстный шепот — все это вместе в вечерних сумерках произвели на меня сногсшибательный эффект.

Меня трясло. Я вся была в мурашках и бисеринках пота, ноги дрожали и подгибались, а в ушах стоял непрекращающийся гул.

Если меня тут кондрашка хватит — я не удивлюсь. И даже возражать не стану.

Ох, какой пожар.

Везде.

А потом он сжал твердыми губами самую ценную мою горошину и резко вошел внутрь двумя пальцами.

Голову я не разбила об дерево каким-то чудом, а вот губу прокусила, да.

Поэтому наш невероятно нежный и долгий финальный поцелуй был со вкусом крови.

— Ты волшебная, восхитительная женщина. Жестокая, но щедрая богиня из древних легенд. Ари, моя Ари. Теперь только моя, слышишь? — шептал мне этот сумасшедший, целуя меня везде, куда доставал, помогая одеться и привести себя в порядок.

Шальная улыбка, горящие безумием глаза, судорожно бьющаяся на мощной шее жилка, взлохмаченная мной шевелюра — концентрированный восторг, определенно.

И тестостерон. Вот сейчас он шарашил во все стороны с невероятной силой.

А я только закатывала глаза и с ужасом думала: «А как я домой поеду?», ноги не держат, голова не соображает.

Натурально, восторженная малолетка после первого поцелуя.

Хм.

Поцелуи удались, это бесспорно. И такого рода были впервые, да.

Но, Езус-Мария, это же позор: днем, в историческом центре, с малознакомым парнем, который еще и настолько моложе.

Арина! Это же кошмар.

Зато как здорово было, а?

Вероятно, в глазах моих плескалось не слишком много ума, но эмоций через край, так что Глеб все понял правильно. И до машины меня почти донес. В смысле, сначала повелся на мое: «Я в порядке. Я сама дойду…»

А после того как я чуть не навернулась третий раз, подхватил на руки со словами: «Я счастлив, что смог впечатлить тебя хоть так…»

У машины, опустив меня на землю, долго согревал в объятьях, укачивал и шептал:

— Ты же понимаешь, малышка, что теперь мы вместе? Да, знаю, тебе сложно, но привыкай. Каким надо быть идиотом, чтобы такое сокровище упустить, а?

Я пыталась выбраться из этого порочного и невероятного чувственного омута, но куда там?

— Максимум пару дней тебе на привыкнуть к этой мысли. Прости, больше не выдержу. Без тебя даже дышать трудно, — Глеб поцеловал так, что я вновь забыла кто я и где.

А когда собрала мысли в кучу, обнаружила себя за рулем, а его — салютующего мне рукой с зажатыми в кулаке моими черными кружевами.

Ой-ой.

Нет-нет.

Не сейчас.

Об этом я подумаю позже.

Сосредоточилась на дороге и оставила осознание произошедшего в Кремле на потом.

До дому бы живой добраться.

Глава 41

Бегство от… себя

«И хочется, и колется, и мама не велит…»

Русская народная поговорка

Исключительно благодаря божьему попустительству и милосердию домой удалось вернуться в целости, но не в полной комплектности. Осознание глубины пропасти моего падения удручало.

В столь почтенном возрасте прогуливаться по городу без нижней части белья?

Отсутствие кружев повергло меня в глубокую печаль.

Но все должно быть использовано рационально, состояние души — в том числе. Поэтому, быстренько ополоснувшись и переодевшись, я настроилась поработать, чтобы превратить ощущения в слова.

Как только я разогналась и начала набрасывать уже вторую главу за вечер, так у меня в телефоне проявилась-таки та, кого я, прогуливаясь вместе с Александром-историком по Кремлю, не единожды вспомнила — Наталья Захаровна, соседка бабушки Нины из Валдая, заслуженный реставратор и специалист по древним иконам.

— Ариночка, деточка, как детки, как семья, как ты?

— Добрый вечер, баба Наташа, у нас все нормально. Дети учатся, тренируются, растут. Я работаю. Как Вы сами? Как Ваши глаза? Что давление? — тут главное — проявить умеренное внимание и дозировано выдавать информацию.

Внуки Натальи Захаровны живут в доме бабушки Нины, который достался мне по наследству, так что созваниваемся мы регулярно. Ребята присматривают за домом, платят коммуналку, даже в саду и огороде что-то выращивают — и все довольны.

Но недавно ведь общались?

Сама Наталья Захаровна давно уже на пенсии, но часто приезжает в Кремлевские мастерские, где проработала всю жизнь. Я даже планировала как-нибудь с ней выпить чаю, да все не собралась.

Ну, можно же и сейчас воспользоваться случаем.

— Ох, Ариша, жизнь идет и Слава Богу. Живы — уже хорошо. Были сегодня с Ксеней в Новгороде, она меня катает теперь. Экспертизу привозили нам из Пскова, да и по мелочи всякого накопилось. За учениками приглядеть, опять же. Но это все пустое. Милая, ты когда на Валдай подъехать сможешь?

О-ля-ля!

Это что еще за новости?

— Вот сейчас внезапно, но могу и в эти выходные. А что случилось?

Наталья Захаровна тяжело вздыхает:

— Да Даник наш перевод получил. В Уфу. Так что съезжают твои квартиранты, Ариша. Улетают мои внуки, да увозят деток. Вот помру скоро, так и не свидимся больше.

— Не печальтесь, Уфа — не Куба, можно и слетать будет, да хоть на поезде прокатиться. История с переводом, конечно, печальная, но я приеду тогда дом закрыть, что ли. Вряд ли кто еще найдется, готовый там пожить.

Баба Наташа смеется старческим дребезжащим смехом.

Тоже вспомнила, как на Кубе служил когда-то давно, до развала Союза, ее старший сын, отец Даника. Мы от него в детстве много интересного про Фиделя и тамошний коммунизм слышали.

А потом неожиданно предлагает:

— Да пожить пока и я могу, но ты бы все же приехала.

— Хорошо, буду у вас в субботу к обеду, — если Вселенная так намекает, то лучше не затягивать, пока ничего более увесистого не прилетело.

— Вот и славненько. Заодно и расскажешь мне, с кем это вас сегодня Сашка по Кремлю выгуливал. Леруша-то как выросла, эх, жаль, не застала Нинка такую красавицу. И парень достойный.

— Обязательно, баб Наташа, до встречи.

А потом, отложив телефон, глядя в окно и поглаживая Его Пушистое Величество, я задумалась: а готова ли ты, Арина, всю оставшуюся жизнь быть для всех вокруг престарелой матроной, которая неожиданно удачно отхватила себе достойного юношу?

И думы эти были полны горечи и досады.

Лера домой прискакала поздно, метнулась в душ и упала спать, бросив только:

— Завтра обязательно обсудим сегодняшний вечер.

Да что уж тут обсуждать: провал, фиаско, позор и падение нравов.

Стыдоба.

Когда укладывалась спать, обнаружила в телефоне, что звонил Глеб.

Три раза.

Сначала замерла и обрадовалась, а потом ужасно расстроилась, потому что, ну, ясно же, этот чудесный юноша — герой не моего романа, а скорее какой-нибудь ровесницы моей дочери.

Сны были сплошь с заваливающимся за горизонт возрастным цензом.

Не выспалась.

Встала злая и несчастная.

Утром два звонка сбросила, смс и сообщения в мессенджерах читать не стала.

Но заблокировать рука не поднялась.

Вот такую, нервную и с лихорадочно горящими глазами, на кухне меня нашла дочь:

— Ну, что твой шикарный рыцарь? Звонит? Пишет?

Вздохнула прямо как Наталья Захаровна:

— Не спрашивай. И звонит, и пишет.

— И что? — Лера даже отвлеклась от священнодействия с туркой у плиты.

— И ничего. Не беру трубку, сообщения не читаю, — грустно сказала правду.

— Мать, ты чего? — такого удивления Валерия Романовна давненько нам не демонстрировала.